Гульшад Омарова: “Я ненавижу свое детство”
Интервью с Гульшад Омаровой
Имя Гульшад Омаровой – режиссера нашумевшей картины “Шиза” - сегодня вновь
популярно, и она узнаваема так же, как и 22 года назад, когда на экраны вышел
фильм “Сладкий сок внутри травы”. За эти годы в ее жизни было много событий. Ей
приходилось переживать тяжелое безденежье и зарабатывать на жизнь изнуряющее
тяжелым физическим трудом.
При встрече она сразу заявила, что интервью дает не по своей воле: контрактом
оговорено, что она обязана это делать.
- Журналисты все перевирают. После съемок в “Сладком соке” у меня взяли
интервью, которое было опубликовано только через два года, когда я уже не была
отличницей. Доказать что-то было трудно, и меня чуть не выгнали из комсомола.
Больше всего меня раздражает то, что, когда у меня был безумно трудный период,
но я все-таки делала какие-то вещи – например, документальный фильм про своего
деда “Сердце мое”, - никто не набивался брать у меня интервью. А это мне нужно
было хотя бы для того, чтобы хоть как-то удержаться на плаву. То, что сейчас про
меня много пишут, как-то даже немного странно.
Для матери 17-летнего сына Гульшад выглядит удивительно моложаво, и ее
детское имя Гука, которым ее до сих пор называют близкие люди, очень ей
подходит.
- Наверное, это порода, - говорит она. - У меня бабушка по материнской линии
в 45 лет весила как девочка-подросток. А может быть, хорошо сохраниться мне
помогло то, что я очень давно не ем мяса и не курю.
Впервые с миром кино Гульшад столкнулась в 14 лет, когда Сергей
Бодров-старший из двух тысяч претенденток отобрал именно ее на главную роль в
фильме “Сладкий сок внутри травы”.
- Для своих фильмов он всегда просматривает эшелоны мальчиков и девочек. Для
“Сладкого сока” у Бодрова был созданный им самим образ девочки, который совпал с
моим обликом. Помню, меня привели на студию, было очень жарко, он сидел один в
большом зале. Я стеснялась, а Бодров молчал и никак не помогал мне
раскрепоститься. Потом он попросил прочитать стихотворение. В итоге получился
фильм, который многим продолжает нравиться до сих пор.
Казалось бы, после успешного дебюта ей уготована прямая дорога в актрисы. Но
получилось все не так…
- У меня оба родителя – журналисты, - рассказывает Гульшад. - Мама когда-то
работала в “Вечернем Алматы”, писала о культуре, папа – спортивный комментатор
Диас Омаров. А еще у меня были бабушки и дедушки. Мамина мама была директором
катка “Медео”. Наверное, желание быть независимым человеком у меня от нее, она
очень деловая женщина. Ильяс Омаров, дед по папиной линии, был министром
культуры, очень известным человеком. Я его не помню – он умер, когда мне было
полтора года, но по тому, как о нем говорят в семье, создается полное ощущение
его присутствия рядом с нами.
Советский образ жизни подразумевал, что все семьи – благополучные, а детство у
всех детей – счастливое. Но ко мне это не относится - я ненавижу свое детство.
То, что в 14 лет я снялась в кино, повлекло очень большие перемены в моей
внутренней и внешней жизни. Отношения с одноклассниками и учителями резко
изменились в худшую сторону. Не знаю, какой фактор двигал ими (надеюсь, что это
не зависть), но появилось нечто, что отодвинуло меня совершенно в другую
плоскость. Учителя стали циничнее и грубее. Они требовали билетов на закрытые
просмотры и премьеры в Доме кино, а одноклассники как бы отгородились от меня.
В общем, до 25-летнего возраста ничего интересного в моей жизни не происходило.
Было раннее замужество, в 19 лет у меня родился ребенок. Жизнь как бы вдруг
пошла своим путем, и я ничего не могла поделать с этим. Когда ребенку было два
месяца, Рашид Нугманов пригласил меня сниматься в “Игле”. Он говорил, что
оплатит кормилицу, лишь бы приехала на съемки, но я отказалась.
- Почему после школы вы пошли на журфак, а не в театральный?
- Я себя не ощущаю актрисой. Фиглярством перед камерой я занималась просто
для того, чтобы испытать себя – смогу ли? Так вот, я могу, но не хочу, мне это
не нравится. Поэтому когда снималась, то первым всегда был вопрос денег. Актер –
это очень тонкий инструмент. Чтобы быть им, надо обладать либо большим талантом,
либо надо просто безумно любить эту профессию, а у меня нет ни того, ни другого.
Но поскольку все кругом говорили, что я должна идти только в актрисы, то после
школы поехала поступать во ВГИК.
Сергей Аполлинариевич Герасимов, с которым я встретилась в Союзе
кинематографистов, сказал, что ему очень понравилась картина “Сладкий сок внутри
травы”, поэтому он взял бы меня к себе на курс без вступительных экзаменов, но в
этом году курс, к сожалению, набирает не он, а Алексей Баталов, да и то
исключительно ребят из Азербайджана. Бодров через Госкино с трудом выбил мне
место. Меня смотрела подмастерье Баталова, сам он уехал в Баку. Она сказала:
“Все великолепно, на следующий год будете приняты без вступительных экзаменов”.
Я уехала домой и по совету родителей поступила на заочное отделение журфака,
хотя сочинения всегда писала очень плохо.
Потом стала работать на телевидении. Была администратором, курьером, подсобным
рабочим, то есть, попросту говоря, бегала в качестве “шестерки”.
Возможность расти была там минимальной - все сидели на своих местах и уходить
никто не собирался. Вообще на телевидении у меня сложились очень плохие
отношения. Люди ведь живут по стереотипам: а-а, молодая, значит, можно
использовать на побегушках. Но после 15 минут общения они обычно очень сильно
нарывались.
- А потом вы ушли работать в компанию “Филип Моррис”…
- До этого снялась у киргизского режиссера Геннадия Базарова. Я согласилась
только потому, что мне отчаянно нужны были деньги. Когда Советский Союз начал
разваливаться, я оказалась не у дел, а у меня рос ребенок. Мне нужна была
работа, и когда на “Филип Моррис” предложили зарплату в сто долларов – огромные
по тем временам деньги, - я согласилась без раздумий. Это был декабрь 93-го
года, на киосках, где продавали сигареты, в 17-градусные морозы я клеила рекламу
“Мальборо”, носила коробки с товаром...
- А потом, судя по всему, ваша жизнь чудесным образом изменилась…
- Наверное. Через три с половиной года после этого я встретилась с Сергеем
Бодровым, которого не видела 13 лет. Он тогда приехал в Алматы со своим
“Кавказским пленником”. Я заехала домой, чтобы оставить молоко, которое на
“Филип Моррис” выдавали за вредность. Внизу ждала машина, я торопилась, а
бабушка говорит с порога: “Тебя пригласили на премьеру, собирайся”. - “Не пойду,
- заупрямилась я. – Мне нужно на работу”. Тут позвонила моя приятельница:
“Сережа Бодров очень хочет тебя видеть. Не отказывай ему, пожалуйста”. А у меня
не было даже приличной одежды, чтобы пойти на эту премьеру, но все-таки кое-как
я собралась. Премьера была в огромном зале Дворца республики, и, когда вся
съемочная группа “Кавказского пленника” вышла на сцену, Бодров сказал: “Я стал
режиссером благодаря одному человеку, который сейчас сидит в зале. Моя дебютная
картина “Сладкий сок внутри травы” - заслуга Гульшад Омаровой. Гука, встань”. В
общем, мы встретились. Когда он понял, что я нахожусь в сложной ситуации, то
решил помочь.
- А каким образом?
- Мы вместе написали сценарий. Он вначале назывался “Танец живота”, потом
“Дочка бандита”, а финальное название фильма, который снял Сергей Бодров-младший,
было “Сестры”.
- Последние три года вы живете в Голландии…
- Живу… Ну жизнь у меня сложилась так, что я оказалась в стране, где самым
привлекательным для меня является то, что у них в аэропорту есть комнаты, где
можно заниматься медитацией. Как я туда попала? Да какая разница? Просто живу в
Голландии и путешествую по миру, а мой сын ходит в Роттердаме в школу, неплохо
рисует, в кино идти не хочет. Характер у него, надо признаться, сложный.
Наверное, это издержки возраста. Вот и все.
- У вас там семья?
- Я не замужем, но о личной жизни я не хочу говорить.
… Когда мы подошли к самому главному событию этого года в ее жизни – к фильму
“Шиза”, о котором много пишут в казахстанской, российской и даже мировой прессе,
Гульшад вначале недовольно сморщилась: “Когда много раз рассказываешь об одном и
том же, то дорогие вещи становятся банальными. Я и в Канны не хотела ехать из-за
этого”, - а потом, вспомнив о контракте с кинокомпанией СТВ, она все же нехотя
стала говорить.
- Это было во время Евразийского кинофестиваля, который проходил в Алматы в
1998 году. Я собиралась уходить из кафе, когда незнакомец сел за мой столик.
Сейчас даже не вспомню лица этого человека. Единственное, что сохранилось в
памяти, - он был одет в черную кожаную куртку, защитного цвета брюки-“бананы”,
на ногах - кроссовки. От таких парней всегда исходит агрессия, таких, как он,
называют обычно “рэкетирами”. Когда он заговорил со мной, я подумала, что сейчас
начнутся обычные придирки: почему я, казашка, не знаю родного языка? А он вдруг
спросил, не имею ли я отношения к кино? “Может быть, буду когда-нибудь снимать”,
- туманно ответила я. “А ты сними фильм про меня”, - предложил он. И начал
торопливо рассказывать о себе. Он боксер, ему 23 года. В ауле, в Жамбылской
области, у него остались мать и сестры, а он вынужден зарабатывать на жизнь
нелегальными кулачными боями. “Ты знаешь, у меня нет друзей, то, что земляки
помогают друг другу выжить в большом городе, - миф, - изливал он душу. -
Нормально я общаюсь только с проститутками, которым я плачу. Сейчас мне плохо,
плохо… Все внутренности отбиты, а денег на врача нет. Мне, может быть, осталось
жить года три”. Это был крик отчаявшегося человека. Мне он был благодарен уже за
то, что я его выслушала. Его было не то чтобы жалко – я как бы вдруг оказалась в
шкуре тех ребят, которые приезжают в город на заработки, и противостояние аул -
город между нами стало стираться. А в сентябре 2002 года Сергей Бодров-старший
пригласил меня в Венецию на премьеру своей картины “Медвежий поцелуй”. Однажды
за обедом он спросил меня о планах. И я рассказала услышанную в Алматы историю.
“Отлично, - загорелся он. – У меня сейчас нет времени, попробуй написать сама”.
Я написала, он потом переписал. Так появился сценарий “Шизы”, который очень
понравился российскому продюсеру Сергею Сельянову.
- Блистательный дебют в кино нередко ломал судьбы малолетних актеров. Не боитесь
ли вы, что и по судьбе Олжаса – исполнителя главной роли - оно пройдется катком?
- И я, и другие члены съемочной группы постоянно держим с ним связь. Все
заработанные на съемках деньги положили ему на счет. Он был на фестивалях в
Каннах, в Сочи, в Карловых Варах, в Марокко получил приз за лучшую мужскую роль.
Когда окончит школу и будет поступать учиться, тоже постараемся помочь. Но мы не
боги, жизнь иногда бывает очень суровой, тем более что родственников, готовых
помочь, у мальчика нет. Они его когда-то спокойно отдали в детдом. Но говорят
же, что нет худа без добра. Олжас не домашний ребенок. Он прекрасно осознает,
что есть риск уйти в подворотню и есть какая-то другая дорога в жизни, которая
гораздо сложнее первой.
- Как в этот раз вам работалось с Бодровым на съемочной площадке?
- У нас непростые отношения. Он жесткий и требовательный человек. Его харизме
и доминирующему характеру противостоять очень сложно. Но у меня тоже дерзкий
характер, чтобы отстаивать свою точку зрения. Когда снималась “Шиза”, то на
съемочной площадке кричали все, кроме меня. И все же не только у него, но и у
других людей бывали минуты отчаяния, потому что если уж я начинаю упрямиться, то
это – страшная вещь. Думаю, Сергей был прав, когда сказал: “Знаешь, Гука, я
думал, что знаю тебя, но ты ведь совсем другая. В общем, я с тобой работаю
последний раз”.
- Ваши планы на будущее?
- Отдыхать. Я очень устала после “Шизы”. Этот фильм стал для меня
своеобразным тестом. Я поняла, что что-то, оказывается, могу сделать. В будущем
хотела бы что-нибудь снимать.
Рашид Файзутдинов для газеты «Инфо-Цес», вып.№35 за 02.09.2004 (http://info-tses.kepter.kz).